Миссис Хендерсон…

Миссис Хендерсон… лукавит.

Школе позарез…

Школе позарез… нужны деньги.

Когда все получили задания, Кристофер достал мягкий карандаш и взялся за дело. Зуд прошел; теперь все заслонили ответы. Красивые, спокойные ответы. В каждом ряду он выбирал и заштриховывал нужный кружочек, и бланк с ответами становился похож на звездное небо. Каждая падающая звезда – либо душа, либо солнце, то бишь сын. Сейчас Кристофер не слышал чужих мыслей. Все ребята слишком углубились в работу. Никакие карточки не выскакивали. Никакой зуд не донимал. Были только варианты ответов, которые обволакивали, как теплая ванна. Разум ощущался как прохладная сторона подушки. Управившись с работой, Кристофер обвел взглядом актовый зал. Все ребята застряли на пятой странице. Кристофер – единственный – уже дошел до конца.

Тормоз Эд закончил вторым и положил карандаш.

Следующим положил карандаш Майк.

За ним положил карандаш Мэтт.

Все четверо переглянулись и гордо заулыбались. Самые отстающие ученики каким-то чудом оказались умнее всех.

– Кто закончил, опустите головы, – приказала миссис Хендерсон.

По ее команде Кристофер опустил голову на парту. Мысли его устремились к домику на дереве. К славному человеку. И к их предстоящим тренировкам. Разум его поплыл неизвестно куда, подобно облакам в небесной вышине. Подобно барашкам, которых он считал по ночам после папиной смерти, когда никак не мог заснуть.

Дай отдых глазам.

Как твой папа в ванне.

Как подсказывали ему голоса.

Дай отдых глазам – и уснешь навек.

– Кристофер! – прокричал чей-то голос. – Я с кем разговариваю?

Кристофер оторвал голову от парты и посмотрел вперед. Миз Ласко сверлила его зверским взглядом, что само по себе было странно: миз Ласко никогда не злилась на учеников. Даже когда те разлили краску в классе.

– Кристофер! Кому сказано: иди к доске.

Он огляделся. Все ребята смотрели на него в упор. Казалось, они вот-вот загалдят…

Ты же слышал, Кристофер.

Шевелись.

Почему мы должны ждать?

…но им не представилось такой возможности: у каждого был накрепко зашит рот.

Кристофер поискал глазами друзей. Тормоз Эд спал за партой. Эм-энд-Эмсы тоже поникли головами. Он перевел взгляд на миз Ласко: та скрюченным пальцем подзывала его к себе. Под ногтями у нее чернела грязь. С короткой удавки на шее свисал серебряный ключ. У Кристофера заколотилось сердце. Он понял, что стряслось.

Я уснул. Господи, мне же все это снится.

– Кристофер, если ты сию же минуту не выйдешь к доске, у нас, присутствующих в этом зале, не останется выбора: мы съедим тебя живьем, – преспокойно объявила миз Ласко.

Беги на асфальт.

Кристофер повертел головой. Все двери заблокировали учителя. Они стояли с зашитыми глазами и ртами. Выхода не было.

– Ну же, Кристофер, пошевеливайся! – прошипела миз Ласко.

Ему вовсе не улыбалось к ней подходить. Ему хотелось только вырваться из этих стен. Поэтому он, наоборот, попятился. Но с каждым шагом назад он почему-то оказывался на шаг ближе. Все стало наоборот. Он остановился. Перевел дыхание.

Шагнул назад – подальше от доски.

А ноги перенесли его на шаг вперед.

– Нет! – вскричал он.

Сделал два шага назад.

И приблизился ровно на два шага.

Кристофер замер на месте. И подумал: «Хорошо. Сегодня день наоборот. Чем ближе подойду к доске, тем дальше окажусь».

Вот он и сделал два шага вперед.

И все равно приблизился к доске.

Значит, перемены направления ни на что не влияли.

Так или иначе он двигался вперед.

– На помощь! Умоляю! – завопил Кристофер.

Озираясь, он искал поддержки. У всех ребят были зашиты рты, но глаза ухмылялись. Кристофер шагал по проходу. Одноклассники ряд за рядом поворачивались к нему и шипели.

Ты срываешь экзамен.

Из-за тебя снизится средний балл.

Кристофер подошел к доске, где поджидала миз Ласко; теперь стало видно, что глаза у нее жирно накрашены подходящим цветом. Но как-то неправильно. Привычного запаха ее сигарет не чувствовалось. От нее пахло жженой кожей. Миз Ласко с улыбкой протягивала Кристоферу аккуратный белый мелок. В форме пальца.

– Держи, Кристофер, – сказала она, почесав ему голову грязными ногтями.

И сунула в руку мел.

– Давай, пиши на доске, Кристофер.

– А что писать? – спросил он.

– Ты сам знаешь, что писать, – сказала она.

Мел заскрежетал по доске.

Кристофер обернулся к миз Ласко. Та откуда-то вытащила ножницы.

– От тебя требуется другое, Кристофер.

– А что от меня требуется? – спросил он.

– Ты сам знаешь, что писать, – безмятежно повторила она.

Кристофер проводил глазами учительницу, которая направлялась к первой парте. Опустившись на колени рядом с Дженни Херцог, она щелкнула ножницами и преспокойно отхватила кончик нитки, скреплявшей девчоночьи губы. Дженни расслабила нижнюю челюсть. И пустила слюну. Как бывает с младенцами, у которых режутся зубы. Первые молочные зубы.

– От тебя требуется другое, Кристофер, – заладила миз Ласко.

– Миз Ласко, объясните, пожалуйста. Я не понимаю, что от меня требуется, – взмолился он.

– Все ты понимаешь. Вот-вот прозвенит звонок на большую перемену. Кто хочет выйти к доске и помочь Кристоферу?

Все ребята стали тянуть руки и открывать рты, чтобы выкрикнуть: «Я! Я! Я!» Но не издали ни единого слова. В зале раздавался только плач голодных младенцев, требующих материнского молока.

Материнское молоко – это кровь без красных кровяных телец.

Молоко – это кровь. Младенцы просят твоей крови.

– Молодцы, ребята. А вот ты? Да-да, ты, в красной кофтенке с капюшоном. Почему ты не предлагаешь ему свою помощь? – спросила миз Ласко.

Маленький красный рукав с высунутой кистью руки взметнулся вверх. Лица этого мальчишки Кристофер не видел. Он видел только миз Ласко, которая двигалась вдоль переднего ряда и ножницами распарывала ученикам губы. Чик. Чик. Чик. Младенцы с воем требовали крови.

Кристофер повернулся к доске. В полном отчаянии. Мел дрожал у него в руке. Понятно, что писать про штаб на дереве, про славного человека, про их с ним предстоящие тренировки, да и вообще про воображаемый мир было невозможно. Вот Кристофер и принялся неистово строчить. Первые попавшиеся мысли.